Я с подозрением смотрю на нее и запускаю руку в свои светлые волосы. Я отказываюсь верить, что женщина — любая женщина — практикует мою иерархию наоборот.
— А какое отношение это имеет к сказанному?
— Светловолосые парни круты и сексуальны, и… ну… с ними весело и все такое, но отчего-то я обычно их избегаю. А вот на брюнетов западаю. Не знаю, я просто серьезнее к ним отношусь. Воспринимаю их более… — Джо мечтательно вздыхает, — опасными. Риодан определенно опаснее тебя. В смысле… ну вот что ты делаешь? Спишь с блондинками и ведешь себя как первобытный человек. Но что бы я действительно хотела знать: умеешь ли ты читать мысли и сможешь ли помочь мне организовать мои? И если да, то что ты хочешь взамен?
— Риодан… — умудряюсь я произнести без рычания. Ладно, не умудряюсь, я немного рычу. — Ты считаешь его более опасным.
Мало Джо того, что она оскорбила мой óрган и все, что я им делаю, теперь она перешла к оскорблениям моего чертова существования.
— Я не хочу говорить о Риодане. Я пришла сюда, чтобы забыть его. Можем мы о нем не говорить?
— Ты сама подняла эту тему.
— Неправда.
— Пусть не прямо. Но не говори мне, что я самый крутой любовник, если это не так.
— Я вообще удивляюсь, что ты способен вести разговор. Я думала, что при-йа почти теряют способность мыслить. Почему бы тебе не занять рот чем-нибудь более приятным?
— О, милая, мне определенно есть чем его занять. И я сделаю это лучше, чем любой тип за пределами этой комнаты.
И я ей это докажу. Джо нравится опасность? Я покажу ей опасность.
— А некоторым из нас не помешало бы поменьше думать.
Джо смеется.
— Тебе? Ага.
Я рычу. Парочка цепей определенно бы мне пригодилась. Ничего, посмотрим, кого она будет считать лучшим, когда я с ней закончу.
Когда Джо пытается снова на меня забраться, я толкаю ее обратно и скалюсь:
— Руки за голову, женщина.
Она с хриплым смехом падает на спину и подчиняется. Ничего, очень скоро она перестанет смеяться.
Продолжая сердито скалиться и жалея, что в этой комнате нет цепей, — черт возьми, как она может смотреть на мое лицо и не видеть опасности? — я шарю по простыням в поисках шарфов, которые мои блондинки пожертвовали ради такой же цели, завязываю их у Джо на запястьях и накрепко привязываю к столбикам изголовья.
А затем делаю то, чего никогда себе не позволял: привязываю ее и за ноги, думая, «черт, она не должна позволять мне этого», а потом «черт, я же знаю, что не стоит себе этого позволять».
Я распинаю Джо на постели. Ее ноги широко расставлены, она полностью в моей власти, и я собираюсь воспользоваться этой властью до конца. Джо не выберется из постели, пока не испытает самый сокрушительный оргазм в своей жизни, а потом еще сотню таких же. Я оставлю ее у себя на несколько недель.
Я буду с Джо до тех пор, пока она не скажет, что я лучший любовник в ее жизни, и ее слова при этом будут искренними. Пока она не станет при-йа Лора. Пока не перестанет считать меня мистером-Второсортным-Хорошим-Парнем, с которым, видите ли, весело, и не заметит перед собой самого жестокого из убийц в истории древнего мира. Я смогу себя контролировать. Я полторы недели занимался сексом без остановки. Смертоносное острие покинуло мое тело. Большей частью.
Здесь, в «Честерсе», мы конкурируем друг с другом. Мы плохо реагируем на вторые места. Вот почему мы не трогаем любовниц друг друга. Мы собственники, даже если спали с женщиной только раз. На четвертом уровне у нас самая большая текучка кадров.
Джо смотрит на меня, прикусив нижнюю губу.
— Я никогда не позволяла Риодану проделать со мной такое, — говорит она, задыхаясь.
Умная женщина. Но скоро растеряет свой ум.
Один-ноль в пользу Лора. Я делаю то, чего не делал босс. И собираюсь проделать еще парочку трюков, к которым Риодан гарантированно не прибегал.
Поездку в лифте с Бэрронсом и Риоданом я могу честно назвать одним из самых стрессовых событий в своей жизни. Это было почти равносильно пыткам Мэллиса.
Люди просто не думают о том, сколькими способами наше тело заявляет о своем присутствии, пока не становится жизненно важно сохранять стопроцентную тишину. Я могу чихнуть. Икнуть. Пустить газы. Если я забуду, что ходить нужно со слегка расставленными ногами, штанины моих джинсов будут с шуршанием тереться друг о друга. У меня может щелкнуть сустав. Пусть я еще молода, но кости у меня ломаются часто, о чем в данный момент напоминают мне костяшки пальцев. Одно урчание в животе способно выдать меня с потрохами. У этих мужчин потрясающе острая восприимчивость.
Я делаю мысленную пометку: в следующий раз перед расследованием воздержаться от еды, чтобы живот не выдал меня, переваривая пищу. Потом я понимаю, что, если не буду есть, мой желудок может заурчать от голода. Я решаю, что, пока исследую запретную ранее часть мира, буду принимать пищу частыми, маленькими, легко усваиваемыми порциями, чтобы минимизировать оба варианта.
Я вжимаюсь спиной в дальний от мужчин угол и пытаюсь стать как можно меньше, задерживая дыхание и молясь, чтобы поездка была короткой.
Она, хоть и кажется бесконечной, заканчивается два этажа спустя. Риодан выходит из лифта, Бэрронс следует за ним. И мне снова приходится бежать, чтобы не отстать.
За несколько дверей до конца коридора Риодан грохает ладонью по стене и ревет:
— Лор, выметайся оттуда!
Я догоняю мужчин в тот миг, когда дверь с шипением открывается, останавливаюсь за их спинами и заглядываю внутрь.