Риодан резко останавливается.
— Что случилось?
— Мак, ты что-нибудь чуешь.
Я расширяю свои ши-видящие чувства, тянусь, ищу.
— Вроде чего?
— Я чувствую то же, что чуял в ту ночь в клубе, когда ты должна была убить Невидимую Принцессу.
— Ты не сказал мне прямо, что я должна ее убить, — возмущенно напоминаю я. — И ты не ши-видящий, так что каким, интересно, образом ты можешь тут что-то почуять?
Я смотрю на Бэрронса:
— А ты что-то чувствуешь?
Он единожды дергает головой влево и смотрит на Риодана, который довольно долго стоит неподвижно, а затем произносит:
— Нет, ерунда. Забудьте.
Вот только по нему не похоже, что он забыл. Риодан выглядит очень встревоженным. Чем-то. Я снова расширяю свое чутье, ищу, но ничего не нахожу. Я задумчиво склоняю голову набок и смериваю взглядом моих преследователей, которые столпились поблизости, слева, справа, сзади.
Абсолютно ничего. Во всех направлениях, за исключением того, что под аббатством. Так что же они такое?
Покои Ровены состоят из полудюжины комнат: спальни, изысканного, царственного кабинета, двух библиотек и огромной чудесной ванной комнаты с огромной древней ванной на ножках-лапах, а также неуютной и простой приемной, похожей на те, что бывают при кабинетах врачей. Я когда-то сунула нос в обиталище грандмистрисс, но не успела осмотреть его так тщательно, как мне бы того хотелось. Подозреваю, секретов за фальшивыми панелями на стенах и под полом найдется не меньше, чем песчинок в песочных часах. Мы с Дэни не раз пролетали двойные французские двери и пробивались в комнаты Ровены, только чтобы найти внутри недовольную грандмистрисс, предвидевшую наше появление.
И сегодня с неожиданным появлением не срослось. Когда мы поворачиваем в последний коридор, в его конце обнаруживаются четыре вооруженные женщины, стоящие на посту у закрытых дверей.
Они производят внушительное впечатление. Я могу понять, почему их приняло наше аббатство: выбор был между «принять» и «умереть». Ровена не обучала своих ши-видящих. Она подавляла их, намеренно заставляя чувствовать себя слабыми и нуждающимися. Женщины Джейды увешаны амуницией и сжимают автоматы, с каменным выражением лиц ожидая нашего приближения. Сказывается военное прошлое.
Они бы и мне понравились, встреть я их где-то на улице. Очень понравились. Во мне живет огромное уважение к военным мужчинам и женщинам, к нашим повседневным героям, которые хранят нашу столь ценную безопасность.
Но они не нравятся мне перед этой дверью.
В этих комнатах место Кэт, а не какой-то чужачке, чьи задачи и благонадежность неясны.
Женщины изучают нас, замечают Невидимых за моей спиной, но никак не комментируют их появление. Если они пересекли континенты, чтобы попасть сюда, то наверняка видели и более странные вещи. Черт возьми, если они служили за океаном, то наверняка видели ад.
Оружие они вскидывают гладко и синхронно, целясь в нас.
— Джейда не принимает посетителей, — резко говорит высокая женщина с коротко стриженными черными волосами, чуть осветленными на концах.
Я прячусь среди роя Невидимых — пусть защищают свою пчелиную королеву. Идея с живым щитом мне нравится. Я почти укутываюсь в своих зловонных попутчиков. Пусть меня сложно убить, пусть я пережила даже то, как мне вырвали горло, но мне не нужно испытывать на себе автоматную очередь, чтобы знать, насколько это больно.
Бэрронс и Риодан внезапно исчезают. Я порой забываю, что они это могут: становиться почти невидимыми, сливаться с окружающей средой и возникать без предупреждения.
Звучат выстрелы, разлетается и врезается в стены оружие, и, пригибаясь от визга опасного рикошета, я прячусь за своих рабочих пчел. Выглядывая из-за их капюшонов, я замечаю короткую стычку, после которой женщины оказываются без сознания на полу, а Бэрронс открывает дверь.
Когда я перешагиваю через ши-видящих, темноволосая со скоростью атакующей кобры хватает меня за ногу и дергает.
Бэрронс в тот же миг оказывается над ней, а я падаю назад, резко.
И пока я падаю, со мной приключается очень странная вещь. Внезапно, в необычной вспышке, я вижу свою комнату в «Кларин-хаусе»; время замедляется, как улитка, и я одновременно проживаю два разных события.
Я падаю назад, на спину, в аббатстве.
И падаю вперед в тесном номере мотеля.
Здесь Бэрронс смотрит на меня сверху, удерживая напавшую и пытаясь меня поймать.
Но в то же время мы в мотеле, и это он только что уронил меня на пол.
Здесь я одета.
В «Кларин-хаусе» на мне нет джинсов, воздух холодит кожу, и у меня голая задница.
В аббатстве я падаю на пол с такой силой, что у меня клацают зубы, и моргаю, трясу головой.
Какого черта?
Реальность снова сливается в единую версию. Я в аббатстве, и только в аббатстве.
Нахмурившись, я поднимаюсь с пола и смотрю, как Риодан и Бэрронс тащат женщин по коридору и бросают их в комнату.
— Пришло время встретиться с Джейдой, — Бэрронс рычит ее имя так же, как я его чувствую: раздраженно и с жаждой убийства.
Я встаю, с тревогой глядя на него, и пытаюсь понять, что же только что произошло. Единственный раз Бэрронс был в моей комнате в «Кларин-хаусе» — в ту ночь, когда явился, чтобы запугать меня и заставить вернуться домой. Мы спорили, он схватил меня, и это был единственный физический контакт, потом он ушел. На следующий день у меня все болело.
Я хмурюсь сильнее.
Я помню, что синяки показались мне странными, особенно по краям грудной клетки, не там, где он обхватывал меня рукой под грудью. Я несколько дней не могла носить бюстгальтер. И болело у меня все, не только ребра. Болели бедра, мышцы ныли даже между ягодиц. Но я решила, что это последствия сложного перелета. Я никогда раньше не летала так далеко, не сидела так долго между рейсами на жестких скамейках в аэропорту. Я чешу затылок, смотрю на Бэрронса и чувствую себя так, словно пытаюсь сложить пазл, у которого нет половины деталей и коробки с исходным изображением.