В огненном плену - Страница 41

Эти ауры никто не назвал бы «мельчайшими».

Трое вошли в клуб через два разных входа.

Женщина сканирует танцполы, выискивая прибывших: один из них — Риодан, лощеный, чудовищный владелец этого клуба; второй из Девяти известен как Бэрронс, он большей частью держится в тени, коллекционирует антиквариат и лучше всех владеет черной магией; с ними молодая светловолосая женщина в сопровождении маленькой армии Невидимых, черных, как окружающий ее сумеречный нимб.

Все они излучают огромную мощь.

Женщина переводит взгляд на свою наживку, нагую, идеальную, готовую к тому, что ее насадят на крючок, затем смотрит вниз.

Есть возможности. Есть выбор. Эмоциям в размышлениях не место.

Двое из троих вошедших упомянуты в ее списке, убийство каждого из них будет сложным испытанием для ее многочисленных талантов, нападение на одного в присутствии другого будет самоубийством.

Женщина делает ставку на победу, лично выбирая время, место и способ. Пока же они движутся сквозь клубы, приближаясь к ней, один с востока, двое с запада, и она отменяет свою миссию, соскальзывает со ступенек и выходит из «Честерса».

Она снова соберет остальных, распределит задания на ночь и перейдет к следующему имени в списке.

Мак

Когда-то на 939 Ревемал-стрит ночной клуб располагался над землей и в него стремились молодые, скучающие, красивые жители Дублина. Теперь это подземный оргазмический бал фетишистов, похожий на картину в стиле Дали.

В первый раз я пришла сюда с Дэни. С тех пор все стало намного хуже. Или лучше, в зависимости от того, кто ты и чего хочешь.

Для девушек «увидимся-в-Фейри», которые называют Фей новыми вампирами и в буквальном смысле готовы на все ради кайфа от съеденной плоти Невидимых, это место — настоящий рай. Каждую ночь все больше Фей отмечают новые границы своей территории секс-торговли.

Я проталкиваюсь сквозь толпы людей, которые смеются, пьют, едят нечто такое, к чему я отчаянно стараюсь не присматриваться, и бросаю через плечо:

— И чем ты оправдываешь количество людей, которые каждую ночь умирают или становятся рабами, чтобы твоя проклятая империя могла расти?

— Как и в тюрьмах, темная часть «Честерса» может быть рождена лишь в моральном вакууме. Не я сотворил этот вакуум, — бормочет Риодан у меня за спиной, почти мне в ухо.

Его рука лежит у меня на талии, он проводит меня в обход шумной путаницы по большей части обнаженных людей.

— Но ты им пользуешься. Это ничем не лучше.

— Мы все животные. Волки или овцы. Акулы или тюлени. А также бесполезные напыщенные павлины.

Я не удостаиваю ответом эту его подначку. Пусть считает меня павлином. Все лучше, чем ходячая «Синсар Дабх».

— Я всего лишь не отказываю моим посетителям в праве выбирать, каким животным им хочется стать. Если мне говорят: «Простите, мистер Риодан, можно, я побуду жертвенным ягненочком?», я отвечаю: «На гребаное здоровье. Прекрати потреблять кислород, которого другие заслуживают куда больше, чем ты».

— Ты презираешь своих клиентов.

— Я презираю не их. Я презираю то, что презирает всякий воин.

— Слабость? Не все могут быть такими же сильными, как ты или я.

Он тихо смеется мне в ухо — над тем, что я отнесла нас к одной категории.

— Я презираю их желание умереть. Люди приходят в «Честерс» по собственной воле. Я даю им то, что они хотят. И не несу ответственности за то, насколько безнравственны их пожелания.

Риодан кладет руку мне на плечо.

— Помедленней. Сначала ты определишь, есть ли в моем клубе другие Принцессы. И только когда убедишься, что их больше нет, поднимешься по той лестнице.

Я злюсь, но он прав. Я торопилась, ни на что не обращая внимания. И спеша уничтожить любую, способную приковать Бэрронса к постели, я совершенно забыла о необходимости искать и других Принцесс.

Я останавливаюсь и полностью замираю — ну, насколько это возможно с моим Невидимым поездом, который никак не научится читать язык моего тела и врезается в меня с легкими взрывами желтой пыли.

Я отталкиваю Невидимых прочь и позволяю первобытному безумию захлестнуть меня, принимаю его, открываю свое сознание и ищу в нем милый, холодный ши-видящий центр.

«Используй меня. Я лучше», — мурлычет мне «Синсар Дабх».

Я позволяю По вести беседу, отказываясь подключаться. Потому что Книга бегает и скачет от каждого моего ответа, каким бы безобидным он ни был, словно свихнувшийся бывший парень, жаждущий эмоционального отклика. Так что пока мой разум занят повторением сложных строф, я тоже не могу слышать Книгу, и в этом дополнительный плюс: я не ввязываюсь в бездумные ответы, не отвлекаюсь от происходящего снаружи.

Раньше, когда я только приехала в Дублин, от присутствия Фей меня начинало тошнить, от некоторых особо сильно. Я чуяла их в буквальном смысле нутром, как метафизическую кислоту. В тот день, когда я, ничего не подозревая, вошла в Темную Зону, расположенную по соседству с «Книгами и сувенирами Бэрронса», последние пару кварталов я едва могла переставлять ноги из-за тошноты.

Но постоянная близость к объекту притупляет чувствительность — за исключением, конечно, постоянной близости к Бэрронсу, действующей с точностью до наоборот. Так что в последнее время, в тех редких случаях, когда я убирала тщательно выстроенную блокаду от непрестанного шума и пыталась учуять Фей, отсутствие выматывающей тошноты позволило мне сделать открытие: каждая каста излучает определенную частоту.

Над акрами хрома и стекла, известными как «Честерс», за пределами, доступными обычному человеческому уху, звучит скрытая симфония. Это музыка Фей: гортанный, воинственный гул Носорогов; пронзительный звон мелких летучих фей, которые напоминают Динь-Динь с переизбытком форм и убивают смехом; зловещие колокола стражей в красно-черной униформе, раньше служивших Дэрроку; песня сирен от Дрильи и ее нового консорта, так похожего на погибшего Вэлвета, что он мог бы быть его братом.